Ведийский Яма

Материал из Шайвавики
Перейти к: навигация, поиск
«От вед к индуизму» — обложка издания.
Дандекар, Рамчандра Нараян

От вед к индуизму
Эволюционирующая мифология

Ведийский Яма

(Впервые опубликовано: B.C. Law Volume. 1945, pt I, c. 194-209.)

Оглавление


Мифология Ямы, представленная в РВ, во многих своих чертах проста и несложна. Такая кажущаяся простота оказалась роковой для многих учёных, занимавшихся интерпретацией этой мифологии. Описание Ямы — его облика и функций, — реконструируемое на основе данных РВ, отличается значительной противоречивостью, несоответствиями и неопределённостью. Лишь подход ко всей проблеме с позиций «эволюционирующей» мифологии даёт возможность заново взглянуть на всю мифологию Ямы как на достаточно однородное и непротиворечивое целое.

Прежде всего вкратце перечислим некоторые детали этой мифологии в РВ. Только четыре гимна РВ целиком обращены к Яме. Его имя встречается в РВ около пятидесяти раз, причём в основном в первой и десятой книгах. Поэтому по частотности имени в РВ Яма, подобно Парджанье, принадлежит к пятому классу, или группе, ведийских богов. Такое невысокое положение, занимаемое Ямой в ведийской мифологии, говорит о том, что истинная природа этого бога уже была забыта и, как будет показано, следы его первоначального значения обнаруживаются только в отдельных упоминаниях. Начнём с того важнейшего факта, что Яма никогда не называется открыто богом в РВ. Правда, он упоминается вместе с другими богами — Агни, Матаришваном и проч. (1.164.46); с Варуной (Х.14.7); с Брихаспати (Х.14.3); с Агни и проч. (Х.64.3; Х.92.11). В РВ Х.51.1 говорится, что некий бог обнаружил прятавшегося Агни; в Х.51.3 сказано, что Агни был обнаружен Ямой, и это косвенно указывает, что Яма был богом. В то же время не менее важно, что Яма никогда не называется человеком. Фактически он чётко отделяется от питаров (предков) (Х.15.8); он их царь и владыка, но сам назван пита лишь однажды (X. 13 5.1) и явно в другом смысле[1]. Упоминание рядом Ямы и бога Варуны (Х.14.7) совсем не означает, что поэт хотел отделить человека Яму от бога Варуны. Другие фрагменты того же типа (Ш.20.5; IV.51.11) показывают, что подобные упоминания не обладают каким-либо особым значением. Яма, однако, безусловно мартья «смертный», согласно ABXVIII.3.13. Эта уникальная черта Ямы как раз и даёт нам ключ к разгадке проблемы.

В большинстве мест РВ, где упоминается Яма, его называют властелином блаженных мёртвых (X. 14.3-7; 16.4). Он — первый смертный, ступивший на путь смерти и показавший его душам, расстающимся с телом (Х.14.2). Он собиратель людей, их проводник, он — указывающий путь (Х.14.1), он даёт людям место упокоения (РВ Х.14.9; АВ XVIII.2.37). Из трёх небес два принадлежат Савитару и одно — Яме (1.35.6; Х.123.6) [2]. Отцом Ямы называют Вивасвата, а матерью — Саранью (Х.14.5; 17.1,2). В другом месте (Х.10.4), однако, родителями Ямы и его сестры-близнеца Ями названы Гандхарва и Водная нимфа. Обитель Ямы — высшее небо (Х.14.8); он обитает на дальней окраине неба (РВ IX. 113.8; divah avarodharam «замкнутое место неба» — вообще неясное место; Блумфилд [Bloomfield. Religion of the Veda, с. 144] переводит его как «heaven»s firm abode»). Чтобы добраться туда, нужно пересечь могучие потоки (РВ Х.14.1; АВ VI.28.3; XVIII.4.7) [3]. Упоминается также харьяма[4], жилище Ямы (АВ XVIII.4.55), а также ямасья саданам — сиденье Ямы[5] (РВХ.135.7; АВП.12.7; XVIII.2.56; 3.70). Под прекрасным деревом Яма пирует с богами; там «отец» устремляется в благих мыслях к праотцам (Х.135.1)[6]. Яма, таким образом, первоначально считался легендарным царём, который своей святостью смог основать царство вечной жизни и блаженства для праведников незапамятных времён. Право войти в это царство имеют хорошие люди всех поколений. В большинстве мест РВ Яма прославляется прежде всего как царь блаженных умерших. Он собирает сонмы ушедших (Х.14.1) в чудесном царстве, где нет ни холода, ни страданий[7]. Он одновременно и царь (XI.113.8) и отец (Х.135.1). Он открыл путь для многих и ведёт по нему людей к последней обители (X. 14.2). Однако затем мы наблюдаем процесс превращения Ямы в ужасного судию мёртвых послеведийской эпохи. Он оказывается тесно связанным со Смертью. Говорится, что Смерть — это дорога Ямы (1.38.5). Яму называют братом Мритью (Смерти) и упоминают вместе с Антакой (букв, «кладущий конец») и Мритью (ВаджС 39.13). Мритью — это посланец Ямы (АВ XVIII.2.27). В некоторых случаях Яма даже отождествляется с Мритью (РВХ.165.4; МайтраС II.5.6; АВ VI.28.3; 93.1). Упоминание падбиши — пут на ногах (РВ Х.97.16), посланцев Ямы улуки — совы и капоты — голубя (X. 165.4) и его двух псов (Х.14.10-12) ещё более способствует утверждению Ямы как страшного бога смерти.

Обратимся теперь к рассмотрению единственного в своём роде гимна РВ, где Яма обрисован весьма выразительно. В диалоге между Ямой и его сестрой-близнецом Ями[8] (Х.10) Яма решительно отвергает попытки Ями склонить его к половому акту, предназначенному для продолжения рода людского. Однако в целом гимн оставляет впечатление, что, несмотря на присутствие явно аморального мотива инцеста, Яма и Ями в определённое время воспринимались как прародители человечества[9]. Возражения Ямы отражают всего лишь моральные переживания автора гимна.

Кроме этих главных упоминаний Ямы можно указать и другие фрагменты, которые очень важны, несмотря на всю их разрозненность и неясность. Яма называется первым натянувшим ткань рода человеческого или ткань жертвоприношения (VII.33.9). Уже упоминалось, что Яма нашёл спрятавшегося Агни (Х.51.1-4). Этот факт тоже говорит о Яме как о первом, кто совершил жертвоприношение. Но Яма не только первый, совершивший жертвоприношение, но и первый, принесённый в жертву. Во имя потомства Яма, как нам сообщается (Х.13.4), выбрал смерть; он, хотя и был рождён бессмертным (1.83.5), покинул своё тело, принеся его в жертву (Х.13.4)[10]. Стихотворные размеры, символизирующие жертвоприношение, тоже хранит Яма (РВ Х.14.16; АВ XVIII.2.6). В этих случаях Яма практически возвышается до положения верховного божества.

Можно ли эти разнородные и часто неясные детали мифологии Ямы в ведах представить в систематизированном и целостном виде, обозначив соответственно разные стадии эволюции этой мифологии?

Прежде чем продолжить наши рассуждения, будет полезно познакомиться со взглядами предыдущих исследователей на характер и функции Ямы. На ранних этапах изучения ведийской мифологии наибольшим влиянием пользовалась так называемая «натурическая» тенденция. Впрочем, так же обстояло дело и в изучении всех древних мифологий. Считалось нормальным возводить происхождение богов к природным явлениям. Так древняя мифология вообще и ведийская мифология в частности оказались перенаселёнными богами солнца и луны. Яма, например, был сделан и богом солнца, и богом луны. Эни, автор двух научных монографий, специально посвящённых Яме, считает, что изначально Яма — обожествлённое олицетворение солнца, особенно заходящего солнца[11]. Он — сын Вивасвата, «чьи лучи простираются далеко», который, по мнению Эни, является восходящим солнцем. Яма идёт путём солнца в дальнее убежище. Путь солнца — это символ пути человеческой жизни; собственно, в ведах смерть человека и закат солнца часто обозначаются одним словом. Про солнце говорится, что оно — надёжное убежище. Солнце — это птица, и у него, как у Ямы, есть птицы-посланцы. Как у солнечного бога, у Ямы есть два коня — с золотыми глазами и с железными копытами. Вивасват и Яма, отец и сын, олицетворяли, по мнению Эни, соответственно солнце, чьё небо видимо, и солнце, чьё небо невидимо[12]. Это объясняет отмеченный контраст между Вивасватом-солнцем и Ямой (АВ XVIII.2.32; ВаджС24.1; ШБр ХШ.2.2.7). Далее, Эни считает Яму богом солнца, а Ями — богиней луны» [13].

С тем, что Яма по природе так или иначе является богом солнца, соглашались и некоторые другие учёные. Макс Мюллер, например, считал[14], что Яма — бог заходящего солнца и тем самым предводитель отцов. Согласно Веберу, Яма олицетворяет уходящий день, а Ями — ночь[15]. Кун[16] и Берген[17] полагают, что Яма — это форма Агни, особенно Агни-молнии[18]. Сам факт расхождения во взглядах уже говорит о том, что солярная природа Ямы отнюдь не очевидна. Блумфилд, видимо, считал подтверждением солярной природы Ямы описание двух его псов. Учёный считает, что два пса Ямы соответствуют дню и ночи или солнцу и луне[19]. Более внимательное изучение описания этих псов, однако, показывает, что здесь скорее налицо типичный мотив древних культов смерти и коллективного представления об обители мёртвых. Они слишком подробно описаны, чтобы их можно было принять за какое-нибудь природное явление.

Хиллебрандт исходит из того, что Яма — сын Вивасвата, которого этот учёный считает богом солнца[20]. Затем, он уделяет особое внимание контрасту между Ямой и Вивасватом, который часто подчёркивается в ведийской мифологии и ритуале[21]. Объяснение такого контраста, предложенное Эни[22], весьма искусственно и неубедительно. То, что Яма — бог, а не простой человек, ясно из многих мест в ведах. Тем не менее Яма именуется первым «смертным», который умер. Эти две черты облика Ямы (то, что он — потомок солнца, и то, что он «умирает»), по мнению Хиллебрандта, можно правильно понять, только приняв предположение, что Яма — бог луны[23]. Луна своим светом обязана солнцу, и поэтому она дитя солнца. Луна уменьшается по фазам, пока не станет совсем невидимой, а затем снова начинает расти. Поэтически это описывается как смерть и рождение луны. Хиллебрандт указывает несколько мест в ведах, где луна называется ребёнком солнца (IX.93.1; АйтБр VIII.28.14) [24] и где про неё говорится, что она умирает и снова рождается (РВ 1.164.4; Х.55.5; 85.19; ШанкхГрс 16.5). В подтверждение своей теории Хиллебрандт далее приводит важные антропологические свидетельства, взятые из трудов Бринтона, Грэбнера, Крука, Фрэзера, Эренрайха, Хартленда и др.[25] Первобытные люди во всем мире часто связывали фазы луны со смертью, рождением, возрождением и т.п. и поэтому считали луну повелителем мёртвых предков. Роль Ямы в жертвоприношениях Хиллебрандт тоже объясняет тем, что Яма был богом луны. Ведь луна— провозвестник жертвоприношения, она упорядочивает времена года и распределяет жертвенные приношения среди богов (1.105.4). Принимая без доказательств, что Сома и Брихаспати тоже олицетворяют бога луны, Хиллебрандт затем цитирует те места из вед (например, PBIX.2.10), где они оба тесно связаны с жертвоприношением, и заключает, что эти ритуальные черты передались Яме, так как все три бога воплощают только одно божество. Йима, авестийский аналог Ямы, по Хиллебрандту, ближе к богу луны. Окончательный вывод Хиллебрандта таков: характер Ямы как бога луны не был чётко осознан ведийскими поэтами, которые акцентировали лишь один аспект его образа, а именно его связь с мёртвыми. Яма был богом луны в индоиранский или даже более ранний период. Лишь в отдельных характерных фрагментах вед ещё обнаруживаются следы древнего величия Ямы — бога луны.

Теории, согласно которым Яма олицетворяет то или иное природное явление, следует считать взаимоисключающими. Хиллебрандт ясно показал, что Яма не может быть богом солнца. Явные солярные черты Ямы, которые приводят Эни и другие учёные, — это результат поэтической условности вед, проникнутых солярными мифами. Они не отражают истинной сущности Ямы. «Соляризация» мифологических элементов, первоначально имевших совершенно другую природу, — обычное явление в ведийской религии. По сути дела, такая соляризация, часто весьма искусственная, служила вполне определённой цели[26]. В то же время можно показать, что Яма изначально не был и богом луны. Характер и функции Вивасвата в ведах и АВ очень туманны, а то, что говорится о его связи с Ямой, отмечено противоречивостью и непоследовательностью (АВ XVII.2.32; 3.61-62) [27]. Ни одна из теорий, основанных на солярной природе Вивасвата и его связи с Ямой, поэтому не может быть убедительной. Более того, Яма наделён в ведах настолько человеческими чертами, что трудно поверить, будто здесь имеет место обычный антропоморфизм. Объяснение смерти Ямы таким природным явлением, как фазы луны, опять же совершенно неудовлетворительно. Во-первых, Яма никогда не описывается вновь рождающимся после смерти, как луна. Про него никогда не говорится, что он периодически умирает и возрождается[28]. Во-вторых, в отличие от смерти луны смерть Ямы — это принесение себя в жертву ради определённой цели. Яма также не только первый умерший, но и первый родитель человечества, и это плохо согласуется с «лунной» теорией даже антропологически. Особенно важна роль Ямы как первого жертвователя. Он не просто провозвестник жертвоприношения или что-то в этом роде, как луна; он одновременно жертвователь и жертва, и в этом качестве он более глубоко связан с жертвоприношением. Ссылаться на упоминания о Соме и Брихаспати в подтверждение связи между луной и жертвоприношениями — все равно что аргументировать от недоказанного. Любая попытка доказать солярный или лунный характер Ямы на основе данных авестийской мифологии Йимы тоже обречена на неудачу, поскольку во всех описаниях Йима, несомненно, наделён чертами земного царя. Миф о Яме и Ями как о прародителях человеческого рода лишается всякого смысла, если предположить, что эта пара олицетворяет природные явления. Весь диалог между двумя близнецами — братом и сестрой, бесспорно, происходит между людьми, и его тема, конечно, продление человеческого рода. Предположение Хиллебрандта[29], что следует различать Яму, сына Вивасвата, и Яму, брата Ями, вообще неприемлемо. Оно не было принято никем из исследователей и свидетельствует только о слабости данной гипотезы. Наконец, «натурические» теории относительно Ямы полностью упускают из виду истинный смысл имени «Яма». Происхождение и объяснение этого имени, предложенные Эни и Хиллебрандтом, лингвистически несостоятельны. Укажем также, что в РВ Х.64.3 Яма в ясных выражениях противопоставляется и солнцу, и луне[30].

В результате наших изысканий, таким образом, становится совершенно очевидным тот факт, что ни на каком этапе Яма не был олицетворением какого бы то ни было явления природы. Рот, однако, отвергая «натурическую» интерпретацию мифов о Яме, отрицал и божественность Ямы[31]. Хопкинс подхватывает идею Рота. Он во всех подробностях исследует эволюцию Ямы и его функций. По мнению этого учёного, Яма — первый человек и в таком качестве вместе с Ями становится прародителем человечества. Кроме того, он первый жертвователь и первый земной царь и правитель[32]. Поскольку Яма был первым человеком, который родился, ведийские поэты попросту решили, что он и есть первый человек, который умер. А естественным следующим шагом было то, что первый смертный, который умер, стал считаться основателем нового поселения мёртвых, куда отправляются все впоследствии умершие. Так Яма, который первым родился и первым умер, становится первопроходцем, проводником и правителем душ умерших. Со временем он становится едва ли не олицетворением идеальной стороны культа предков. Именно эта фаза мифологии Ямы прежде всего представлена в ведах. Сравнение Ямы с авестийским Йимой даёт множество подтверждений этому.

Более или менее аналогичных взглядов придерживались Ольденберг[33] и Шерман[34]. Согласно Ольденбергу, сначала Яма был первым правителем, а не первым жертвователем. Яма, подобно Йиме, был царём в Золотой Век. Ольденберг далее указывает, что люди Золотого Века, жившие на земле вместе с Ямой, ушли вместе с ним в мир иной, где Яма воцарился над мёртвыми и где они стали его избранными спутниками. Поэтому можно сказать, что Ангирасы и другие (Х.14) составили первое поколение окружения Ямы. Шерман считает, что Яма первоначально был человеком, который со временем был возвышен до солнечного божества, если не отождествлён с ним. Этот учёный оспаривает общепринятое мнение, что на раннем этапе Яма был добрым владыкой, а позднее стал страшным царём ужасных адов[35].

Представляется, что по сравнению с «натурическими» эти «антропические» теории относительно Ямы подошли ближе к правильной интерпретации мифов о нем[36]. Однако и эти теории можно принять не полностью, но лишь частично. Настаивая на человеческой природе Ямы, они основываются на том факте, что в ведах Яма никогда не называется богом, но похоже на то, что таким образом недооценивается другой факт — ведь Яма никогда не называется и человеком. Он — «смертный», а, как показал Карнуа[37], согласно первобытному мироощущению, «человек» — это «бог», ставший смертным. Более того, как уже было отмечено, в ведийской литературе есть такие упоминания Ямы, которые ясно указывают на его божественность. Далее следует заметить, что представление о Яме — «смертном» не есть результат примитивных рассуждений. Яма умирает первым не потому, что он родился первым, но потому, что он приносит себя в жертву, ибо именно это является необходимым условием создания человечества. В этих теориях переоценивается такой второстепенный аспект, как райское царство Ямы. Роль Ямы в сотворении вселенной и продолжении человеческого рода, его особая связь с жертвоприношениями — все это нельзя адекватно объяснить, полагая, что Яма был только первым человеком, который первым умер и поэтому достиг небес раньше всех, став, таким образом, владыкой райской обители блаженных душ. В действительности же Яма в ведийской мифологии обладает особой, «богочеловеческой» природой.

Поэтому Яму как целостный образ нельзя удовлетворительно истолковать ни на основе солярной и лунной теории, ни на основе теории «первочеловека». Мифология Ямы слишком сложна, чтобы её можно было свести к любой простой формуле такого рода. Ведийская поэзия и ведийская мифология находятся в очень сильной зависимости от искусственно установленных поэтических и жреческих требований. Первоначальная природа мифов поэтому нередко теряется в массе инородных деталей и условностей, которые зачастую преобразуют мифы до неузнаваемости. Только в отдельных характерных упоминаниях ведийского бога, как правило разрозненных и редких, а потому воспринимаемых как противоречивые и тёмные, следует искать следы истинной его природы. В ведах имеются отдельные места, которые, по счастью, избежали жреческой обработки и сохранились в своей первоначальной форме. Такие места в большинстве случаев могут стать отправной точкой для нового понимания ведийской мифологии. Это особенно относится к так называемым малым богам ведийского пантеона. В связи с этим надо отметить и то, что новые исследования в области сравнительной мифологии не должны отставать от сравнительной филологии, а также от антропологии и фольклористики, используя все значительные достижения двух последних.

Мы начнём наш анализ с упоминания Ямы, которое обычно считается темным и непонятным. В РВ Х.13.4 читаем:

« devebhyafr kam avrnlta mrtyurh prajayai kam amrtam navrnlta .
brhaspatiih yajfiam akmvata rsim priyam yamas tanvarh prarireclt ..
»
« «Ради богов, истинно, [он] избрал смерть; ради потомства [он] не избрал, поистине, бессмертие;
[Боги] сделали Брихаспати, [самого] риши, жертвой. Яма покинул своё [собственное] милое тело».
»

Нет необходимости приводить здесь множество свидетельств в пользу изначально божественного происхождения Ямы[38]. Яма был одним из богов и поэтому тоже обладал обычным бессмертием богов. В другом месте (1.83.5) вообще прямо говорится о присущем Яме бессмертии. Помня об этом, рассмотрим отрывок Х.13.4. Хотя Яма по своей природе бессмертен, он, как здесь сказано, отказался от бессмертия и принёс своё тело в жертву[39]. Этим актом самопожертвования Яма послужил на благо и богов и потомков. Кажется ясным, что боги организовали это жертвоприношение ради, сотворения вселенной и создания человечества. Для него, как сообщается, Яма предложил себя в качестве жертвы. Из этого самопожертвования возникла праджа — потомство. Второе полустишие указывает, что при этом жертвоприношении, которое мы здесь можем назвать первичным, сам Яма и был Брихаспати — главным жрецом и жертвователем. Мотив космического жертвоприношения человека как основы возникновения мира и человечества очень распространён в древних космогониях. Во многих первобытных сообществах считалось, что некое первосущество «божественной» или космической природы, наделённое тем не менее человеческим обликом, было принесено в жертву и из частей его тела возникли различные элементы творения. В этой связи можно упомянуть вавилонский миф о сотворении неба и земли из двух половин тела богини Тиамат и аналогичный миф о великане Паньгу[40]. Много даёт в этом контексте рассмотрение древнегерманского мифа о Туисто и Имире. В «Эдце» читаем: «В начальное древнее время жил Имир. Земли тогда не было; не было неба; ни морского песку, ни холодной волны; ни земли, ни неба вверху; из тела Имира земля была сотворена, из крови его океан, горы из его рёбер и деревья из волос; из его черепа получилось небо» [41]. Этот мотив, нужно отметить, встречается во многих древних мифологиях, как индоевропейских, так и неиндоевропейских[42].

Что касается РВ, то космогонический мифологический мотив первичного жертвоприношения имеет в ней, два основных варианта: один — в гимне Х.13.4, где упоминается Яма, а второй — в знаменитом гимне «Пуруша-сукта» [43]. Причём второй гимн можно назвать всего лишь более детализированным и усложнённым жреческим вариантом первого. Согласно версии в Х.13.4, один из богов отдаёт своё тело для жертвоприношения во имя и богов и потомства. Этот бог, Яма, тем самым отличен от других богов. На необычность Ямы в РВ указывает тот факт, что в ней Яма не называется ни богом (поскольку он отказался от бессмертия), ни человеком (поскольку его акт самопожертвования во имя творения слишком «космичен» или «божествен» для обычного человека), но просто мартья «смертный». Таким образом, два понятия — «космического» или «божественного», с одной стороны, и «человеческого» — с другой, отражены здесь в полном объёме. В «Пуруша-сукте» жертва в первичном жертвоприношении богов названа agratah jata purusa «в начале рождённый Пуруша» (Х.90.7), и такие эпитеты его (Х.90.1), как sahasraslrsan «тысячеглавый», sahasraksa «тысячеглазый», свидетельствуют о том, что этот Пуруша разительно отличается от обыкновенного пуруши (букв, «человек»). Этот Пуруша ещё и amrtatvasya isana «властвующий над бессмертием» и всеобъемлющий. Итак, и в этом гимне сделана попытка сохранить указанное выше представление о космической, божественной природе в сочетании с человеческим обликом, характерное для всех мифов о первичном жертвоприношении. Основной мотив в случае Ямы и Пуруши поэтому тот же, а именно самопожертвование богочеловека во имя творения[44].

Существует и ещё одно важнейшее представление, зачастую связанное с мотивом принесения в жертву первосущества. Подобно тому как первосущество считалось наделённым чертами «бога-человека», оно наделялось чертами мужчины и женщины одновременно, т.е. чертами гермафродита[45].

Облик Пуруши как существа с неразделёнными полами явствует из начальных стихов «Пуруша-сукты» и из того обстоятельства, что Пуруша создаёт из себя женскую форму, Вирадж. В случае с Ямой, с другой стороны, нигде прямо не упоминается о его двуполости. Однако по аналогии с другими древними мифологиями и на основе лингвистического анализа имени «Яма» вполне можно предположить, что такая идея была известна. Как показал Гюнтерт[46], слово yama можно лингвистически связать с двумя рядами слов. Это, с одной стороны, авест. уэта, латыш, jumis, ср.-ир. emuin со значением «близнецы», а с другой — лат. geminus, gemellus и греч. didymos[47]ий о существовании в «индоевропейскую» эпоху близнечного мифа, признает и современная индоевропеистика. Необходимо лишь уточнить, что латышское jumis означает «сдвоенный плод», «сдвоенный колос», «сельскохозяйственное божество» (Гамкрелидзе Т.В., Иванов В.В. Индоевропейский язык и индоевропейцы. Тбилиси, 1984, с. 778).</ref>, которые одновременно означают и «близнец», и «гермафродит». Более тщательный анализ слов этого типа показывает, что понятия «близнец» и «двуполое существо» обычно выражались сходными словами. Доскональный анализ Гюнтертом имени «Имир» и исландских мифов, связанных с этим именем[48], весьма поучителен в этом отношении. Имир «Эдды» и ведийский Яма соответствуют друг другу и мифологически и лингвистически (морфологически и фонетически). Они являются двумя ИЕ вариантами основного мотива, когда двуполое первосущество приносит себя в жертву во имя сотворения вселенной и человечества[49]. В «Пуруша-сукте» Пуруша представляет собой лишь жреческую модификацию первоначальной мифической концепции Ямы. Можно указать, что этот же космогонический мотив двуполого прасущества (Urwesen) представлен в БрУп 1.4, где говорится: atma va idam agra asit purusavidhah... sa ha etavan asa yatha, stripumamsau sarhparisvaktau «вначале [все] это было лишь Атманом в виде Пуруши... Он стал таким, как женщина и мужчина, соединенные в объятиях». Тот же смысл имеют места в КатхС XIII.7, где рассказывается, что Праджапати, не найдя себе пары, стал двуполым, и в АйтБр III.ЗЗ, согласно которой Праджапати принял облик козла, соединившегося со своей сестрой[50].

Это первый этап эволюции мифологии Ямы, который можно выделить в РВ. Этот этап характеризуется первобытным представлением о двуполом первосуществе — творце вселенной и прародителе человечества. Подтверждение этому находим и в имени «Яма», которое в основе своей значит «двуполое существо», и в том факте, что аналоги Ямы в других древних космогонических мифах обладают теми же признаками. Следует, однако, сказать, что — нередкий случай в ведах— изначально очень выразительное имя «Яма» утратило своё главное значение, выродившись в бесцветное наименование. Другое характерное для этого этапа представление о принесении в жертву богочеловека ради совершения акта творения, к счастью, сохранилось в прямом упоминании о самопожертвовании Ямы (Х.13.4). Связь Ямы с жертвоприношением имеет поэтому совершенно особую природу. Он — первый жертвователь, он первым натянул ткань человечества и жертвоприношения (VII.33.9), которую продолжил ткать Васиштха. Он же стал первым жертвенным приношением. Только это может убедительно объяснить, почему в отдельных местах вед, иначе непонятных, Яма так превозносится в связи с жертвоприношением (yajna) (АВ XVIII.2.32). Стихотворные размеры, символизирующие магическую силу жертвоприношений, тоже, как утверждается, хранит Яма (X. 14.16). Более того, Яма иногда, как видим, возвышается едва ли не до положения верховного божества, поскольку он отождествляется со вселенной. Тесную связь Ямы с Агни (Х.51.1-3; 64.3; 92.11) тоже можно объяснить мотивом первичного жертвоприношения Ямы.

Древний мотив принесения в жертву двуполого первосущества ради сотворения вселенной иногда несколько модифицируется. Первоначальный миф стал считаться слишком грубым и необработанным, особенно в том, что касалось сотворения человечества. Двуполое прасущество поэтому стало изображаться разделившимся на мужчину и женщину, которые и были признаны прародителями человечества. Поскольку их обоих породило одно существо, то их должны были воспринимать как брата и сестру. Они считались также близнецами. Именно это, видимо, произошло в процессе эволюции мифологии Ямы. Яма — двуполое прасущество — уступил место паре близнецов, которые и считались родителями человечества[51]. Благодаря любопытному языковому феномену, о котором уже говорилось, слово «Яма» имело два значения: «двуполое существо» и «близнец». Даже на этом, втором этапе имя «Яма» сохранилось за близнецом мужского пола, хотя характер и функция этого Ямы уже в корне отличались от тех, которыми обладал Яма на первом этапе. Яма и его сестра-близнец Ями, чьё имя явно образовано в подражание имени Ямы, стали прародителями человечества[52]. Поэтому первоначальная функция Ямы — творца вселенной претерпела существенное ограничение. Именно этот аспект мифологии Ямы во всем своём развитии оказался запечатлён в гимне РВ X. 10. Однако там он представлен в совершенно новом свете. Представление о кровосмесительной связи между близнецами — братом и сестрой, Ямой и Ями, в результате которой возникли люди, вошло в прямое противоречие с общепринятой моралью ведийских поэтов и жрецов. Поэтому действительная тема этого эпизода была полностью изменена и представлена под совершенно другим углом зрения. Яма изображён здесь решительно протестующим против любовных заигрываний своей сестры-близнеца Ями. Он привлекает внимание Ями к закону риты (Х.10.2, 6, 8), запрещающему инцест между братом и сестрой. Ведийский поэт пытается намекнуть, что Яма и Ями не были прародителями людей, потому что у них самих были родители— Гандхарва и Водная нимфа (Х.10.4). Поэт далее намекает, что Яма и Ями не были первыми людьми, заставляя Яму отправить Ями к кому-то другому (Х.10.8, 10, 12, 14), словно этот другой действительно существовал. Но, несмотря на все усилия, ведийскому поэту не удалось полностью исключить из гимна отдельные детали, которые выдают истинную природу этого мифа. В этом гимне Ями страстно жаждет родить и продолжить свой род. То, что здесь выражен женский инстинкт продолжения рода, не подлежит сомнению. Более того, в этом гимне очень чётко сказано, что Яма в то время был единственным мужчиной (Х.10.3). Неужели это не показывает, что Яма был первым человеком? Бесцветность и безликость так называемых родителей Ямы и Ями сразу же выдают, что они включены в гимн позднее, задним числом. Ведийский поэт пытался обратить древний миф о Яме и Ями в инструмент для проповеди морального закона риты, но явно безуспешно. Не поэтому ли складывается впечатление, что гимн резко обрывается? Поэт так и не уточняет, состоялся инцест или нет, — конечно потому, что ответ на этот вопрос свёл бы на нет все его усилия. Поэтому нет причин сомневаться в том, что гимн содержит, несмотря на тенденциозные искажения поэтом, отразившие мораль своей эпохи, заведомые следы того состояния мифологии Ямы, когда считалось, что близнецы — брат и сестра, Яма и Ями, породили человечество в результате кровосмесительного союза.

Мотив двуполого прасущества, разделившего себя надвое, ясно сохранился в «Пуруша-сукте». Прасущество — Пуруша — сотворило из себя самого женскую форму, Вирадж[53], которая, в свою очередь, произвела на свет пурушу, как бы символ последующего размножения (Х.90.5). Первородный Пуруша таким образом делается творцом и макрокосма и микрокосма; правда, творения эти происходили разными путями. Мы видим, что миф о самопожертвовании двуполого Ямы, соответствующий первому этапу эволюции мифологии Ямы, так же как и миф о близнецах Яме и Ями — прародителях человечества, соответствующий второму этапу, в модифицированном виде сохранился в «Пуруша-сукте». Хотя первоначальный Яма — двуполый богочеловек и первый близнец-родитель— сохранился только в отдельных и туманных упоминаниях[54], но в «Пуруша-сукте» он, фигурально выражаясь, воскрес уже как Пуруша. Итак, первоначальный миф о Яме и миф о Пуруше органически связаны друг с другом.

Несомненно, однако, что среди приверженных традиции ведийских жрецов и поэтов существовало сильное предубеждение против этого мифа о кровосмесительном союзе двух близнецов. В результате такого предубеждения ведийской «верхушки» Ями исчезла из мифов о Яме так же незаметно, как и появилась. В РВ Ями больше не упоминается. Соответственно от пары близнецов остался один только Яма, перворождённый прародитель человечества. В РВ мы находим и слабые следы того, что Яма был правителем земли[55], и это связано с его ролью прародителя человечества. Будучи «смертным», Яма считался вождём людей, их царём, правящим в земном раю. Этот аспект особенно подчёркивается у иранского аналога Ямы — Йимы (Джамшеда), который был (Вендидад П.4-19) царственным правителем в Золотой Век человечества[56]. Сам Ахура Мазда повелел Йиме продолжить и умножить жизнь в мире. Изобилие жизни и приплода были основными чертами правления Йимы. В ведах не говорится специально об этом аспекте мифологии Ямы, однако некоторые признаки несомненно свидетельствуют о нем. Яме принадлежит падбиша — путы для ног (Х.97.16), которые соответствуют петле-лаша Варуны и могут рассматриваться как символ верховной власти; очевидно, это остатки царского положения Ямы. Особую связь Ямы с Варуной (Х.14.7), который со временем стал считаться в ведийской мифологии типичным верховным владыкой, можно адекватно объяснить только тем, что и сам Яма — верховный владыка. Идея власти над человечеством — это естественное продолжение идеи его порождения. Такое предположение подтверждается наличием аналогичных явлений в других древнейших мифологиях[57].

Примерно в это же время в ведийской мифологии развивается ещё один миф о прародителе человечества — миф о первом человеке Ману. Ману называется в ведах отцом человечества (1.80.16) и первым жертвователем (VIII.43.13; Х.63.7). Легенда о том, как рыба спасла Ману во время потопа (ШБр 1.8.1.1), ясно свидетельствует о его функциях прародителя и повелителя людей[58]. Он — сын Вивасвата, и Ману Ваивасвата стал считаться символом «первого человека», «первого жертвователя» и «первого правителя». Ману, таким образом, в какой-то степени «двойник» Ямы. Поэтому вполне естественно, что мифы о Ману и Яме оказываются в тесном взаимодействии. Во-первых, отметим, что миф о Ману полностью затмил тот этап в развитии мифологии Ямы, который сейчас был рассмотрен. Образ Ямы как прародителя человечества и первого владыки был почти забыт, и о нем мы можем судить лишь по отдельным свидетельствам в ведах. Сильное предубеждение ведийской иерархии против мифа о Яме и Ями уже подготовило почву для этого. Легенды же о Ману были таковы, что вполне соответствовали традиционному мировосприятию ведийских поэтов-жрецов. Мотив инцеста в мифологии Ямы, вероятно, стал основной причиной исключения Ямы из ведийской космогонической мифологии и переноса акцента на двойника Ямы — первого человека Ману. Роль Ямы как первого жертвователя, связанная с мифом о жертвоприношении в начале времён двуполого богочеловека, быстро становится неприемлемой для ведийских жрецов и поэтов и впоследствии переходит к Ману. Во-вторых, параллелизм мифов о Яме и Пуруше способствовал сближению мифов о Яме и Ману вследствие любопытного факта языка. Слово «ману» значит и «прародитель» человечества, и просто «человек». Таким образом, это слово и слово «пуруша», которое тоже значит «человек», — синонимы. С другой стороны, Яма и Пуруша по образу и характеру практически идентичны. На основе двух этих тождеств — лингвистического «Пуруша=Ману» и мифологического «Пуруша=Яма» — естественно было сделать следующий шаг к отождествлению Ямы и Ману. Мы уже указывали на сходство мифов о Яме и Пуруше. Поэтому мотивы и имена во всех мифах о Яме, Пуруше и Ману в достаточной степени перемешаны. Можно предположить, что первоначальная природа и функции Ямы, которые тенденциозно отодвигались на задний план по причине ведийской традиционности, все же сохранились, хотя и в модифицированной форме, у Пуруши и Ману.

Прежде чем Яма как прародитель человечества окончательно уступил место Ману, оба мифа существовали бок о бок, и поэтому ощущалась необходимость их взаимного приспособления. Несомненные попытки в этом направлении в ведийской мифологии уже сами по себе свидетельство в пользу Ямы как прародителя человечества. В ведийской мифологии Яма и Ману стали считаться братьями — сыновьями Вивасвата. Так — поверхностно и искусственно — Вивасват был введён в мифологию Ямы в качестве отца Ямы. Вивасват, сообщает РВ (Х.17.1 и ел.), вступил в брак с Саранью, дочерью Тваштара. Они были родителями Ямы. Позднее боги укрыли бессмертную Саранью от смертных и, сотворив другую деву, внешне такую же, по имени Саварна, отдали её в жены Вивасвату. От Вивасвата и Саварны родился Ману[59]. Таким образом делается попытка подчеркнуть, что Яма и Ману не одно и то же. Яма происходит от богов, а Ману — нет. Вряд ли стоит добавлять, что это явно поздний домысел.

Несмотря на все это, мифологию Ямы не удалось полностью устранить из ведийской литературы. При этом вышла на первый план и оказалась интерпретированной совсем по-иному совершенно неожиданная черта первоначального образа Ямы. Как мы уже видели, Яма предложил себя в качестве жертвы ради богов и потомства. Из трёх концепций, вошедших в этот космогонический миф, — о двуполом первозданном богочеловеке, о творце вселенной и человечества и о самопожертвовании —выделенной оказалась только третья. Яма принёс себя в жертву в начале существования, другими словами, Яма оказался первым умершим. Таким образом, согласование мифов о Ману и Яме значительно упростилось. Ману был «первым родившимся», а Яма — «первым умершим». Дальнейшее развитие мифов о Яме хорошо прослеживается в ведах. Яма умирает первым и оказывается на небе раньше всех остальных. Покинув царство рая земного, он становится владыкой рая небесного. Он проложил путь всем покинувшим тело душам и стал их проводником. Там он правит блаженными как благосклонный отец «отцов», его почитают вместе с питарами как первого свидетеля бессмертия, которым наслаждаются предки и которое подобно бессмертию, вкушаемому богами. В связи с этим необходимо помнить о том, что, хотя Яма тесно связан с духами мёртвых, он никогда не превращается в ужасного демона смерти. Именно этот этап развития мифологии Ямы, когда Яма считался правителем блаженных, прежде всего сохранился в РВ. Важная черта древнейшего культа мёртвых и их правителя — представление о двух псах, охраняющих мир мёртвых, — теперь переносится в мифологию Ямы[60].

Именно на этом этапе мифы о Яме начинают испытывать значительное воздействие мифов о Рудре[61]. Соответственно связь Ямы со смертью как таковой получает все большее значение. Смерть называется путём Ямы (РВ 1.38.6), Яма упоминается наряду с Мритью и Антакой и даже отождествляется с Мритью (РВ Х.165.4; МайтраС П.5.6; АВ VI.28.3; 93.1). Благосклонный правитель блаженных душ, готовый прийти на помощь отец «отцов», который изначально не имел вообще никакого отношения к смерти и чьи настоящие функции, даже если судить по более позднему этапу эволюции, начинались «после смерти», теперь был отождествлён со смертью. Псы смерти, зловещие вестники смерти сова-улука и голубь-капота, а также путы для ног — падбиша, которые теперь стали считаться орудием наказания, — все эти атрибуты облегчили превращение Ямы в источник ужаса. Представлению о Яме как о страшном и «обуздывающем» боге смерти, вероятно, способствовала и народная этимология слова yama, возводившая его к корню yam «обуздывать». В целом она возможна, но в данном случае неприемлема, потому что тогда оказались бы нарушены правила ведийской акцентуации. Именно этот аспект облика Ямы лучше всего сохранился в позднейшей мифологии индуизма.

Список сокращений[править | править код]

Примечания[править | править код]

  1. «Прим.ред.» — Чтение стиха X. 135.1, на котором настаивает Р.Н.Дандекар, не принимается большинством современных исследователей и переводчиков РВ. В этом стихе (yasmin vrkse supalase devaih sampibate yamah / atra no vispatih pita puranam anu venati If) слово «отец» (pita) относится, по-видимому, не к Яме, а к умершему человеку, отцу мальчика— героя гимна («Под деревом с прекрасными листьями, / Где пьёт с богами Яма, / Там наш отец, глава рода, / Озирается в поисках древних». — Ригведа. Мандалы IX-X. Изд. подг. Т.Я.Елизаренкова. М., 1999, с. 291, 529-530. Так же понимает это место и В.Донигер [О»Флаэрти]: The Rig Veda. An Anthology. Transl. by W.D.O»Flaherty. Harmondsworth, 1983, с 55).
  2. Людвиг, как ни странно, считает это место адом (Der Rigveda. Bd. IV, с. 134).
  3. Значение слова pravat в этом месте спорно. См.: RdV. В., 1894, с. 545-546. В РВ IX. 113.8 употреблены слова yahvatlh apah «юные воды» (пер. Т.Я.Елизаренковой). В РВ Х.63.10 как будто бы упоминается в связи с этим лодка. Хопкинс (PAOS, 1891, с. XCIV-XCV) склонен полагать, что обитель Ямы была на земле. Это была древняя родина ариев, о которой у них еще сохранились воспоминания как о лежащей за горами (pravatah?). См.: Hopkins. The Religions of India, c. 134.
  4. Согласно Эни, хармья — это холм над мёртвыми (ср.: VMM, с. 173, примеч. 2). См.: КаушС 86.11.
  5. Пишель предполагает (Pischel. Vedische Studien. Bd. I, c. 242), что это слово обозначает храм Ямы, однако это предположение неприемлемо.
  6. «Прим.ред.» — См. наше предыдущее примеч.
  7. Ср.: RdV, с. 532-533. Здесь можно упомянуть о сабхе (дворец, букв, «собрание») Ямы, описанной в Мбх II.8.
  8. В ЯВ Ями — одновременно и жена и сестра Ямы (ср.: Hopkins. The Religions of India, с. 131, а также ТС III.8.3). В иранской мифологии есть Йима и Йимак (последняя, правда, в Ав не появляется), соответствующие Яме и Ями.
  9. Л. фон Шредер считает (Arische Religion, Bd. II, с. 318), что диалог между Ямой и Ями — это «драма» плодородия.
  10. «Прим.ред.» — Такая интерпретация стиха РВ Х.13.4 принимается не всеми; подробнее см. в нашем следующем примеч.
  11. EhniJ. Der vedische Mythus des Yama, с 3—45; 61-72; также см.: CarnoyA.J. — JAOS.vol. 36, с. 317.
  12. Ehni. Op. cit., с 26.
  13. Ehni. Op. cit., с 45 и ел.; он же. Die urspriinglishe Gottheit des vedischen Yama. Lpz., 1896.
  14. Mueller M. India. What Can it Teach us? С 219-224; он же. Lectures on the Science of Language. II, с 563.
  15. Vedische Beitrage. Эни (Der vedische Mythus des Yama, с 45) приводит мнение Макса Мюллера, согласно которому Вивасват — это небо, Саранью — рассвет, Яма — день, а Ями — ночь.
  16. Kuhn. KZ, Bd. I, с. 450; Die Herabkunft des Feuers und des Gottertranks, с 208.
  17. Bergaigne A. La religion vedique d»apres les hymnes du Rig Veda. T. I, c. 89 и сл.
  18. Яска и Саяна в разных местах дают различные толкования природы Ямы, однако чаще всего они объясняют Яму как Агни-молнию. В «Нирукте», XII.9 Яма понимается как Агни-молния, а Ями — как звук грома: madhyamam ca madhyamikarh ca vacam iti nairuktab «"средний [т.е. относящийся к воздушному пространству Агни=молния(?)] и средняя [т.е. также связанная с воздушным пространством] речь (=гром (?))" — так [считают] найрукты»; «Нирукта», Х.20: agnir api yama ucyate «Яма зовется также Агни». В комментарии к РВ 1.164.46 и Х.123.6 Саяна трактует Яму как молнию.
  19. Bloomfield. The Two Dogs of Yama. —JAOS, vol. 15, с 163-172; он же. The Religion of the Veda, с 105; Зике (Siecke. POshan, с 44) тоже считает, что псы Ямы — это солнце и луна. Макс Мюллер (Lectures on the Science of Language. Vol. II, с 523) полагает, что они представляют собой время в двух его аспектах — утра и вечера. Согласно Эни (Der vedische Mythus des Yama, с. 138 и ел.), два пса-сарамейи — это два бога ветра. Вебер считает, что псы означают определенное созвездие; Бергень (La religion vedique, 1.1, c. 93) видит в них самих Яму и Ями. Согласно Н.Айянгару (Indo-Aryan Mythology. Vol. I, с. 207), псы Ямы — это Ашвины или Агни-Сома. Арбман (Rudra, с. 257 и ел.) рассматривает их как облагороженную версию териоморфных демонов смерти.
  20. VM. Bd. II, с. 355-372.
  21. Согласно Хиллебрандту (VM, с. 361), Вивасват олицетворяет жизнь (=день), а Яма — смерть (=ночь).
  22. См. выше.
  23. Н.Айянгар также считает (Indo-Aryan Mythology. Vol. I, с. 204, 206), что Яма — это луна, рожденная солнцем, а Ями — это Рохини.
  24. В первом фрагменте Хиллебрандт принимает без доказательств тождество Сома=Луна; во втором фрагменте определённо упоминается чандрамас — месяц.
  25. VM, с. 363, примеч. 1.
  26. Как, например, в случае с Вишну (см. в наст. изд. статью «Ведийский Вишну»).
  27. В этой связи важны строфы РВХ.17.1-2. Блумфилд считает их строфами-загадками (The Religion of the Vedas, с. 141; JAOS, vol. 15, с 172 н сл.).
  28. To же можно сказать про заход солнца и смерть Ямы.
  29. VM, с. 361.
  30. Яма отличается от луны и в ДжБр 1.28.
  31. ZDMG, Bd. 4, с. 425 и ел.; IS, Bd. 4, с. 392.
  32. Hopkins. The Religions of India, с 127 и ел.; он же. PAOS, 1891, с. XCIV, примеч.
  33. RdV, с. 122,280, примеч., с. 532 и ел.
  34. SchermanL. Ein Art visionarer Hollenschilderung aus dem indischen Mittelalter. — K.Hofman Festschrift, с 573 и ел.; он же. Materialen zur Geschichte der Visionsliteratur, с 13 и сл.
  35. Ср.: Hopkins. The Religions of India, с 134-135.
  36. Согласно Мейеру (Meyer. Indogermanische Mythen. Bd. I, c. 229 и ел.), Яма-близнец— это alter ego живущего человека. Л.Д.Барнетт, возвращаясь (BarnettL.D. — BSOS, vol. IV, с. 703-716) к ведийским и авестийским данным о Яме и гандхарве, рассматривает возможность их связи со сказанием о Главке.
  37. Сагпоу. — JAOS, vol. 36, с. 316.
  38. См., например, РВ 1.164.46; Х.13.4; 14.3, 7; 21.5: 52.3; 64.3; 92.11.
  39. «Прим.ред.» — Данное толкование стиха РВ Х.13.4 вкупе с некоторыми развиваемыми далее идеями (Яма — первосушество-андрогин, принёсшее себя в жертву и тождественное Пуруше) принадлежит учителю Р.Н.Дандекара Г.Гюнтерту (Guntert Н. Der arische WeltkOnig und Heiland. Halle, 1923, с 315 и ел.). Оно не является бесспорным и сразу же после выхода в свет книги Г.Гюнтерта встретило возражения. А.Б.Кит, например, писал, что это «трудное место» в РВ говорит, собственно, «о жертвоприношении Брихаспати, а не Ямы; здесь сказано, что Яма умер, но не более того» (Keith А. В. The Religion and Philosophy of the Vedas and Upanishads. Cambridge (Mass.), 1925, с 619-620). В переводе К.Гельднера («Боги побудили риши Брихаспати к [принесению] жертвы») исключена возможность отождествления Ямы с Брихаспати (см.: Der Rig-Veda, aus dem Sanskrit ins Deutsche fibers, von K.F.Geldner. T. III. Cambridge (Mass.), 1951, с 141-142), при этом К.Гельднер допускал, что здесь может идти речь о добровольной смерти Ямы. Интерпретация Гюнтерта-Дандекара, восходящая к Г.Ольденбергу, приемлема, хотя ее достоверность и не может быть полностью доказана.
  40. «Прим.ред.» — В оригинале у Р.Н.Дандекара: «о великане Банио (Banio)». Вероятно, имеется в виду китайский миф о космическом гиганте Паньгу, после смерти которого его глаза стали солнцем и луной, «кровь и моча потекли реками», «плоть превратилась в почву, волосы стали травой и деревьями» и т.д. (см.: Яншина Э.М. Формирование и развитие древнекитайской мифологии. М., 1984, с. 127-130 и ел.; Рифтин Б.Л. Пань-Гу.— Мифы народов мира. 2-е изд. Т. 2. М., 1992, с. 282). По другим преданиям, Паньгу отделил небо от земли. Есть некоторые основания предполагать, что он, подобно ведийскому Пуруше, мыслился андрогином (см.: Евсюков В.В. Мифология китайского неолита. Новосибирск, 1988, с. 38-39).
  41. «Прим.ред.» — Р.Н.Дандекар цитирует по какому-то вторичному источнику. В цитате объединены стихи из разных мест «Старшей Эдды»: «В начале времён / не было в мире / ни песка, ни моря, / ни волн холодных, / земли ещё не было / ни небосвода, / бездна зияла, / трава не росла» (Прорицание вёльвы, ст. 3); «Имира плоть / стала землёй, / кровь его — морем, / кости — горами, / череп стал небом, / а волосы — лесом» (Речи Гримнира, ст. 40). — См.: Старшая Эдда. Пер. А.И.Корсуна, ред.. вступит, ст. и коммент. М.И.Стеблин-Каменского. М.-Л., 1963, с. 9,39.
  42. Подробно см.: Guntert. Der arische Weltkonig und Heiland, с 315 и ел. Выдвигается предположение, что этот космогонический мотив мог возникнуть из какого-то первобытного культа плодородия.
  43. Эту идею и её последующее развитие следует считать выдающимся вкладом Гюнтерта (op. cit., с. 315 и ел.) в изучение ведийской религии. Ср.: Keith. —RPVU. Арр. В, с. 619-621. Что касается этого мотива, то можно упомянуть РВХ.81.5, где творца Вишвакармана просят стать изначальной жертвой.
  44. Конечно, трудно принять предположение В.Н.Брауна (Brown Norman W. — JAOS, vol. 51, с. 108-118), что Пуруша в «Пуруша-сукте» — это смесь черт, взятых у Агни, Сурьи и Вишну, слитых довольно туманным образом в новое целое, связанное с солнцем. Нет необходимости предполагать, подобно Кармаркару, что жертвоприношение Пуруши — это попытка ариев достичь компромисса с протодравидами Мохенджо-Даро (Karmarkar. — JBBRAS, vol. 18, с. 91-93).
  45. Как указывал Гюнтерт (op. cit., с. 320), Туисто и Имир древних скандинавов, Агдистис финикийцев, Фанес или Миса орфиков, Зрван зерванитов и другие — это формы двуполых первосуществ.
  46. Там же, с. 334.
  47. «Прим.ред.» — Этот выстроенный Г.Гюнтертом ряд, свидетельствующ
  48. Там же, с. 326 и ел.
  49. Гюнтерт в связи с этим упоминает о Дойе фригийцев и повторяет свою любимую теорию о том, что на основе данных сравнительной мифологии можно доказать существование в доисторическую эпоху тесных связей между германскими, скифо-фракийскими (явная ошибка: должно быть фрако-фригийскими. — Отв. ред.) и арийскими народами.
  50. В этом отношении важен миф о Ману и Иде.
  51. Согласно исландскому мифу, Имир уснул и из подмышек его вышли девочка и мальчик.
  52. Йима и Йимак — это иранская первородная пара. Такой же парой являются Мартйя и Мартйнаг.
  53. Из ребра Адама, как считается, была создана Ева.
  54. Примечательно, что эти упоминания находим в основном в мандалах I и X, но не в «фамильных».
  55. Как считает Ольденберг, именно таков изначальный образ Ямы в ведах.
  56. В связи с этим следует обратить внимание на статью: Kollitz H. Konig Yama und Saturn. — Oriental Studies in Honour of C.E.Pavry, с 86-108.
  57. Как указывает Джексон (WilliamJacksonA.V. — JAOS, vol.17, с 185-187), в одном месте в Мбх (Бомб, изд., Ш.142.35 и ел. = Критическое издание, прил. 1, 16.70-81) снова оживает эта характерная черта образа Ямы, которая в ведах едва намечена. Кроме того, описание сабхи Ямы в Мбх II.8 напоминает вару авестийского Йимы [«Прим.ред.» — Описание сабхи («дома собрания»), в котором царь усопших Яма пирует с великими» царями и мудрецами древности, см. в кн.: Махабхарата. Книга вторая. Сабхапарва, или Книга о собрании. Пер. с санскр. В.И.Кальянова. М.-Л., 1962, с. 22-24. О варе (др.-иран. вара «крепость» или «усадьба») авестийского Йимы см.: Дрезден М. Мифология древнего Ирана. — Мифологии древнего мира. М., 1977, с. 347; Авеста. Избранные гимны из Видевдата. Пер. с авестийского И.Стеблин-Каменского. М., 1993, с. 196; Рак И.В. Мифы древнего и средневекового Ирана. СПб., 1998, с. 460; Стеблин-Каменский И.М. Арийские заимствования у коми. — Материалы научной конференции Восточного факультета, посвящённой 272-летию Санкт-Петербургского университета. 8-9 апреля 1999 года. СПб., 1999, с. 47-49.]".
  58. Роль Ману сходна с ролью Адама и Ноя. В мифах о Йиме находим переплетение легенд о Яме и Ману. Вара Йимы защищает от потопа и просто ограждает добрых.
  59. О РВХ.17.1-2 см.: Bloomfield. — iAOS, vol. 15, с. 72 и ел. Эта легенда пересказана в «Нирукте» (XII. 10 и ел.), атакже в «Брихаддевате» (VI.162—163).
  60. Как уже говорилось, псы — это явно продует распространённых примитивных народных верований. Пес Шабала часто отождествляется с Кербером. См. выше, примеч. 16.
  61. Dandekar R.N. Rudra in the Veda. — Select Writings. Vol. I. Delhi, 1979, с 242-243.