Редактирование: О важности поэтической составляющей
Внимание! Вы не авторизовались на сайте. Ваш IP-адрес будет публично видимым, если вы будете вносить любые правки. Если вы войдёте или создадите учётную запись, правки вместо этого будут связаны с вашим именем пользователя, а также у вас появятся другие преимущества.
Правка может быть отменена. Пожалуйста, просмотрите сравнение версий, чтобы убедиться, что это именно те изменения, которые вас интересуют, и нажмите «Записать страницу», чтобы ваша отмена правки была сохранена.
Текущая версия | Ваш текст | ||
Строка 13: | Строка 13: | ||
[[Файл:Панчаратра тексты.jpg|300px|thumb|left]] | [[Файл:Панчаратра тексты.jpg|300px|thumb|left]] | ||
Теперь мне хотелось бы вернуться к собственно той теме, каковая была обозначена в самом заглавии данной работы. Ни в коем случае не умаляя заслуг господ академиков, учёных-санскритологов и переводчиков-любителей в деле ознакомления западной публики с индуистской культурой, философией и ритуально-религиозной практикой, я счёл целесообразным обратить их, равно как и всеобщее, внимание на весьма и весьма важный, по моему разумению, момент. В подавляющем большинстве существующих на сегодняшний день (за редким, надо признать, исключением) переводов санскритских эпических сказаний, а также разного рода священных текстов и гимнов на европейские языки поэтическая составляющая практически полностью отсутствует, несмотря на то, что сами эти произведения являются стихотворными. В лучшем случае переводчики ограничиваются имитацией эпически-архаичного слога, неизбежно делая акцент на чисто лингвистическом либо же содержательном, смысловом аспекте. В результате читатель, не искушённый в тонкостях санскритского стихосложения, оказывается лишённым понимания самого духа тех текстов, которые пытается осмыслить посредством чтения их перевода на понятные ему языки. В то время, как этот самый дух является едва ли не наиболее важной их частью. Огромное значение имеет ритмика и размер стиха, но чаще всего при переводе они игнорируются, что приводит читателя к неверному восприятию самой традиции, религии и культуры, порождением и, более того, выражением которых и явилось данное поэтическое произведение. Как следствие чрезмерного акцентирования внимания исключительно на лексической точности переводов возникает множество разного рода пояснений, примечаний и комментариев, весьма зачастую умных и правильных, но в итоге за деревьями оказывается, как говорится, леса не видно. Впрочем, сие и понятно: западный ученый, как я уже отмечал выше, — человек, как правило, кабинетный, вполне материально обеспеченный и лишённый той мотивации и умонастроения, которая была у большинства авторов санскритских священных текстов и гимнов, каковые были по большей части людьми, отстранёнными от мирских благ и стремлений к всеобщему признанию, почёту, наградам и гонорарам. Для них основной движущей силой являлось их внутреннее переживание Реальности, отношений Бога и индивидуальной души в данный конкретный момент времени. Такое несоответствие умонастроения авторов умонастроению переводчиков и приводит к утрате того самого духа, выражением которого и явились эти самые поэтические произведения. Возникает тот же самый эффект, что и от прозаического пересказа (лексически и содержательно, как это ни парадоксально, точного) «Фауста» Гёте. Смысл вроде бы передан, перевод немецких слов дан, но сам дух автора, живший в его сердце и в виде стихов вырвавшийся когда-то наружу, оказался практически полностью выхолощенным. Стихи должны быть переводимы стихами. И только такой перевод можно будет назвать собственно переводом. Таково моё убеждение. Впрочем, не нужно думать, что я слишком категоричен в данном вопросе и стремлюсь поставить под вопрос авторитетность всей западной санскритологии. Нет. Естественно, без лексических и грамматических анализов санскритских стихов и их глубокого понимания и осмысления поэтизация этих же текстов на других языках будет попросту невозможна. Но не стоит забывать и то, что большинство стихотворных произведений того же Ади Шанкарачарьи были экспромтами, спонтанными и внезапными. Высшая Реальность способна выражать себя на любом из существующих ныне или существовавших когда-либо в прошлом языков. Важно лишь, чтобы тот, посредством кого это происходит, не видел, кроме Неё, ничего другого. И тогда сделанный им перевод священного текста будет полностью верным, даже если в силу некоторых лингвистических особенностей какие-то моменты в чисто языковом плане и окажутся слегка искажёнными. Тем более, что это практически неизбежно даже в случае комментированных академических переводов. К примеру, многие санскритские слова весьма многозначны, и уложить все возможные смыслы в рамки строки с чётко лимитированным количеством слогов порой оказывается попросту невозможно, что, впрочем, лишний раз доказывает превосходство санскрита, как средства выражения переживания и мысли, над всеми прочими языками. Увеличение же количества слогов в строфе приводит к нарушению стихотворного размера, что неизбежно наносит ущерб передачи поэтики текста как таковой. Завершая это своё небольшое эссе, я в качестве примера замечательного стихотворного перевода одной из частей «[[Махабхарата|Махабхараты]]» хотел бы привести труд великого русского поэта В. А. Жуковского «Наль и Дамаянти». Жуковский не знал санскрита. Ему приходилось пользоваться несколькими немецкими переводами, однако он очень точно и правильно воспринял сам дух, саму поэтику произведения, и как результат передал их посредством русского языка русскоязычному читателю. Почему? Да просто всё. Стихи нужно излагать стихами. А произведения поэтов должны переводить поэты, чей внутренний мир если не идентичен полностью, то как минимум максимально близок внутреннему миру автора. Возможным же это становится только в случае пропускания переводчиком через самоё себя того, что некогда в своём стремлении к самовыражению было пропущено через свои ум, разум и чувства изначальным автором произведения. | Теперь мне хотелось бы вернуться к собственно той теме, каковая была обозначена в самом заглавии данной работы. Ни в коем случае не умаляя заслуг господ академиков, учёных-санскритологов и переводчиков-любителей в деле ознакомления западной публики с индуистской культурой, философией и ритуально-религиозной практикой, я счёл целесообразным обратить их, равно как и всеобщее, внимание на весьма и весьма важный, по моему разумению, момент. В подавляющем большинстве существующих на сегодняшний день (за редким, надо признать, исключением) переводов санскритских эпических сказаний, а также разного рода священных текстов и гимнов на европейские языки поэтическая составляющая практически полностью отсутствует, несмотря на то, что сами эти произведения являются стихотворными. В лучшем случае переводчики ограничиваются имитацией эпически-архаичного слога, неизбежно делая акцент на чисто лингвистическом либо же содержательном, смысловом аспекте. В результате читатель, не искушённый в тонкостях санскритского стихосложения, оказывается лишённым понимания самого духа тех текстов, которые пытается осмыслить посредством чтения их перевода на понятные ему языки. В то время, как этот самый дух является едва ли не наиболее важной их частью. Огромное значение имеет ритмика и размер стиха, но чаще всего при переводе они игнорируются, что приводит читателя к неверному восприятию самой традиции, религии и культуры, порождением и, более того, выражением которых и явилось данное поэтическое произведение. Как следствие чрезмерного акцентирования внимания исключительно на лексической точности переводов возникает множество разного рода пояснений, примечаний и комментариев, весьма зачастую умных и правильных, но в итоге за деревьями оказывается, как говорится, леса не видно. Впрочем, сие и понятно: западный ученый, как я уже отмечал выше, — человек, как правило, кабинетный, вполне материально обеспеченный и лишённый той мотивации и умонастроения, которая была у большинства авторов санскритских священных текстов и гимнов, каковые были по большей части людьми, отстранёнными от мирских благ и стремлений к всеобщему признанию, почёту, наградам и гонорарам. Для них основной движущей силой являлось их внутреннее переживание Реальности, отношений Бога и индивидуальной души в данный конкретный момент времени. Такое несоответствие умонастроения авторов умонастроению переводчиков и приводит к утрате того самого духа, выражением которого и явились эти самые поэтические произведения. Возникает тот же самый эффект, что и от прозаического пересказа (лексически и содержательно, как это ни парадоксально, точного) «Фауста» Гёте. Смысл вроде бы передан, перевод немецких слов дан, но сам дух автора, живший в его сердце и в виде стихов вырвавшийся когда-то наружу, оказался практически полностью выхолощенным. Стихи должны быть переводимы стихами. И только такой перевод можно будет назвать собственно переводом. Таково моё убеждение. Впрочем, не нужно думать, что я слишком категоричен в данном вопросе и стремлюсь поставить под вопрос авторитетность всей западной санскритологии. Нет. Естественно, без лексических и грамматических анализов санскритских стихов и их глубокого понимания и осмысления поэтизация этих же текстов на других языках будет попросту невозможна. Но не стоит забывать и то, что большинство стихотворных произведений того же Ади Шанкарачарьи были экспромтами, спонтанными и внезапными. Высшая Реальность способна выражать себя на любом из существующих ныне или существовавших когда-либо в прошлом языков. Важно лишь, чтобы тот, посредством кого это происходит, не видел, кроме Неё, ничего другого. И тогда сделанный им перевод священного текста будет полностью верным, даже если в силу некоторых лингвистических особенностей какие-то моменты в чисто языковом плане и окажутся слегка искажёнными. Тем более, что это практически неизбежно даже в случае комментированных академических переводов. К примеру, многие санскритские слова весьма многозначны, и уложить все возможные смыслы в рамки строки с чётко лимитированным количеством слогов порой оказывается попросту невозможно, что, впрочем, лишний раз доказывает превосходство санскрита, как средства выражения переживания и мысли, над всеми прочими языками. Увеличение же количества слогов в строфе приводит к нарушению стихотворного размера, что неизбежно наносит ущерб передачи поэтики текста как таковой. Завершая это своё небольшое эссе, я в качестве примера замечательного стихотворного перевода одной из частей «[[Махабхарата|Махабхараты]]» хотел бы привести труд великого русского поэта В. А. Жуковского «Наль и Дамаянти». Жуковский не знал санскрита. Ему приходилось пользоваться несколькими немецкими переводами, однако он очень точно и правильно воспринял сам дух, саму поэтику произведения, и как результат передал их посредством русского языка русскоязычному читателю. Почему? Да просто всё. Стихи нужно излагать стихами. А произведения поэтов должны переводить поэты, чей внутренний мир если не идентичен полностью, то как минимум максимально близок внутреннему миру автора. Возможным же это становится только в случае пропускания переводчиком через самоё себя того, что некогда в своём стремлении к самовыражению было пропущено через свои ум, разум и чувства изначальным автором произведения. | ||
== Стихотворные переводы == | |||
{{columns-list|2| | |||
* [[Багаламукхи-варна-кавача]] | |||
* [[Брахма-стотра (Маханирвана-тантра)]] | |||
* [[Ганеша-панчаратна-стотра]] | |||
* [[Гурваштакам]] | |||
* [[Махамритьюнджая-стотра]] ([[Маркандея-пурана]]) | |||
* [[Шива-тандава-стотра]] | |||
}} | |||
== Примечания == | == Примечания == |